Он стоял на обочине, он нервно чиркал спичками.
Закурил одну, а потом ещё одну напоследок.
А потом он увёл из парка двух девочек, двух сестричек,
заманил их в фургон и закрыл их в клетке.
Он, конечно, не гнал.
Пока время было, благо.
Без проблем приехал за город,
к хлипкой хижине у запруды.
А сестрички не звали на помощь, почти не плакали,
только жались друг к другу и ржавым прутьям.
Он зашёл к ним с ружьём, но, конечно, не стал бить сразу.
Он проверил замок,
после слушал волну полиции.
Он учёл всё, что мог и не мог, начиная с фазы,
и до хруста костяшек боялся,
что мог просто ошибиться.
Но когда луна засияла в ночных небесах печаткой,
в камыше заорала цапля, а после – выпи,
в ржавой клетке забились не девочки,
а волчата.
Поначалу они скулили,
потом завыли.
И далёкий чернеющий лес отозвался воем.
И в наручных часах стрелки стали на цифре девять.
Да какой, – он подумал тогда, – из меня, бога в душу, воин?
Только кто ещё станет это, скажите, делать?
Ветер сдул с порога газету. Мелькнул заголовок: «Волки».
Это стало сигналом,
а лучше сказать,
отмашкой.
Он взглянул на волчат,
зарядил серебром двустволку.
И стал ждать,
пока за дочурками
заявится
их мамаша.
